"Les Trois Glorieuses..."
Фрагмент картины Леона Конье, строчки из стихотворения Огюста Барбье.
-=-=-=-=-=-=-
В комментариях к этой записи будут анонсированы подготовленные к теме материалы (со ссылками) и выложены собранные иллюстрации.
четверг, 29 июля 2010
Фрагмент картины Леона Конье, строчки из стихотворения Огюста Барбье.
В комментариях к этой записи будут анонсированы подготовленные к теме материалы (со ссылками) и выложены собранные иллюстрации.
Комментарии
-
-
30.07.2010 в 10:05Четкую временную линию проводить трудно, а мы и не пытаемся, поэтому сюда подойдут и эпоха реставрации (что предшествовало), и собст-но Июльская монархия (что в итоге вышло
Л.Эритье. История французской революции 1848 г. и Второй республики. Выпуск 1. 1814-1848 гг. - незаменимый наш
Е.Кожокин. История бедного капиталзима. Франция XVIII - перв.пол. XIX в.
Е.Кожокин. Французские рабочие: от Великой буржуазной революции до 1848 г. 1 2
П.Фроман. Рабочее восстание в Лионе
С.Великовский. Поэты французских революций 1789-1848 гг.
Ю.Данилин. Очерк французской политической поэзии XIX в.
А.Намазова. Бельгийская революция 1830 года
Ю.Кучинский. Условия труда во Франции с 1700 по 1948 гг. Ранний период промышленного капитализма (1789-1848 гг.)
А.Ревякин. Революция и экономическое развитие Франции в первой половине XIX в. / «Французская революция XVIII века: экономика, политика, идеология»: сб.науч. трудов
Б.Реизов. Французская романтическая историография. 1815-1830
В.Волгин. Сен-Симон и сенсимонизм
В.Волгин. Французский утопический коммунизм
В.Мильчина. Пушкин и Барант / Россия и Франция. Дипломаты. Литераторы. Шпионы
Д.Ливен. Аристократия в Европе. 1815-1914 гг.
Дж.Рюде. Народные низы в истории. Лики толпы. Характер и поведение. Победы и поражения. Идеология и классовое сознание. Идеология народного протеста
Ж.-П.Тома. Барер в последние годы жизни / Jean–Pierre Thomas. Bertrand Barere: La voix de l a Revolution
Арман Каррель, оппозиционер в эру господина Прюдома
Изложение учения Сен-Симона
Либерализм Запада 17-20 вв. / под ред В.Согрина 1 2
М.Алпатов. Политические идеи буржуазной историографии XIX в. (О.Тьерри, Ф.Гизо, Ж.Мишле, А.Токвиль, И.Тэн и др.)
М.Домманже. Бланки
О.Орлик. Передовая Россия и революционная Франция: перв. половина XIX в.
П.Луи. Французские утописты: Луи Блан, Видаль, Пекер, Кабе, с отрывками из их произведений
-
-
30.07.2010 в 11:00Между тем внимательное изучение истории Франции в период Реставрации (1814—1830 гг.) показывает, что на всем его протяжении народные массы, а также демократические слои буржуазии и передовые круги интеллигенции неоднократно — то в одной, то в другой форме — проявляли свое враждебное отношение к правительству дворянской, клерикальной и полуабсолютистской реакции, к династии, дважды восстановленной войсками иностранных интервентов, к режиму, принесшему ухудшение материального положения трудящихся и мелких собственников города и деревни. Все это создавало в стране почву для сильного недовольства монархией Бурбонов. Весьма остро оно сказалось в первые годы Реставрации, особенно в 1815 г., когда волна антидворянских выступлений городской демократии и крестьянской массы позволила Наполеону с такой легкостью вновь захватить власть. Бурный характер носили народные волнения 1816—1817 гг., направленные одновременно и против скупщиков хлеба, и против иностранных оккупантов, и против королевского правительства. В начале 20-х годов, особенно в связи с принятием реакционного избирательного закона 1820 г., еще более укрепившего господствующее положение старой землевладельческой аристократии, а затем в связи с военной интервенцией Франции против революционной Испании в 1823 г., выступления передовых слоев французского народа против правительства Реставрации едва не привели к революционному перевороту; он не произошел главным образом вследствие ошибочной тактики карбонариев и их оторванности от широких масс.
Экономическое развитие Франции ослабляло значение той социальной группы, на которую прежде всего опиралось правительство Реставрации, — дворянской аристократии, и укрепляло позиции нового, растущего класса — крупной буржуазии. Революция подготовлялась и напряженной борьбой прогрессивных мыслителей против идеологических защитников реакционного режима Бурбонов.
В июльские дни 1830 г. ненависть простых людей Франции к монархии Бурбонов и к стоявшим за ее спиной бывшим белоэмигрантам, иезуитам, реакционным помещикам прорвалась наружу с огромной силой, привела к массовому вооруженному восстанию в Париже, к революционным демонстрациям и уличным боям во многих промышленных городах. Именно эта революционная активность масс и обеспечила столь быстрое (в три дня) свержение правительства Карла X. Но незрелость и неорганизованность рабочего класса, обусловленные незавершенностью промышленного переворота, слабость мелкобуржуазных республиканских групп и позволили умеренно-либеральным кругам крупной буржуазии удержать в своих руках гегемонию в движении, не допустить углубления революции, установления республики, решительной демократизации общественного и государственного строя Франции."
Вот именно. Лозунг финансового бойкота - только лозунг, а не всеобщая стачка. Для воплощения этой меры оппозиция ничего конкретного не сделала, да и делать не собиралась. Точно также парижские журналисты собрались, пошумели, свое мнение до общественности довели, но реальным протестом и в конце концов революцией было вооруженное восстание.
"Изучая выступления масс в период Реставрации, мы замечаем одну важную особенность: демократическое движение того времени было почти слито с либерально-буржуазной оппозицией, еще не обособилось от нее, не приобрело последовательно-республиканского характера..."
И это мы хорошо увидим.
Вырисовывается такая картина: внятные планы реорганизации власти были у орлеанистов. У тех, кто строил и защищал баррикады и у их руководителей Республика не была четко осознанной целью, иначе - они боролись ПРОТИВ Бурбонов, несвободы, реакции, но ЗА ЧТО?.. Не говоря уже про "Курьер Франсе", "Глоб", "Насьональ" и др., представлявших весьма хаотичные политические убеждения.
А кроме того - как переворот 18 брюмера делали банкиры, так и к революции 1830 года приложили руку представители той же корпорации.
Лафайет: - ...пора прогнать эту злосчастную фамилию Бурбонов.
Лафит: - Республика... ах, дорогой генерал, я ее люблю, я полюбил ее раньше вас, но вы ведь знаете, что для того, чтобы сделать рагу из зайца, нужно иметь этого зайца.
Лафайет: - Что вы хотите этим сказать?
Лафит: - Скажите, где ваши республиканцы?
Лафайет: - Они найдутся, друг мой.
Лафит: - Да, какая-нибудь горстка!
Лафайет: - Вполне достаточная, чтобы утвердить республику.
Лафит: - А чтобы ее удержать? Нельзя основать республику с нашими богачами, с нашими честолюбцами, с нашими эгоистами. Мы будем иметь против себя старую и особенно новую знать, духовенство и его паству, банк, торговцев, большую часть буржуазии, рантье и биржу. Все эти люди страшатся возврата к максимуму, конфискаций, закона о подозрительных, тюрем, эшафотов 1793 года. Нация, закон и король — вот все, что возможно. Желать идти дальше - значит вступать на путь, ведущий к пропасти.
Лафайет: - Но республика, к которой стремимся я и мои друзья, отнюдь не будет походить на якобинскую диктатуру 1793—1794 гг.! Я решительный противник террора.
Лафит: - Установление республики неизбежно приведет к политике в духе якобинцев. А европейские правительства не примирятся с новой французской республикой и она подвергнется такому же нападению извне, какому подверглась первая. А дальше - анархия, беспорядок, банкротства, и в довершение, военная диктатура.
Лафайет: - Но герцог Орлеанский?.. Франция не может отдаться первому встречному, этот человек никому не известен и ничего не сделал для страны.
Лафит: - Тем лучше. Да избавит нас бог от великих людей! Если б он одержал победы в Италии и Египте, я бы его не хотел. Нужно, чтобы он не мог ссылаться ни на какие другие права, кроме тех, которые дадим ему мы.
Лафайет: - Но герцог Орлеанский также принадлежит к той же династии, что и Карл X...
Лафит: - Увы, это правда, однако я знаю герцога уже пятнадцать лет и верю в искренность его либеральных убеждений... Впрочем, кто мог бы полностью ручаться!..
"Да избавит нас бог от великих людей!" - и это стало девизом всей Июльской монархии...
-
-
30.07.2010 в 11:01"ПОЛИТИЧЕСКАЯ ОБСТАНОВКА ВО ФРАНЦИИ
НАКАНУНЕ ИЮЛЬСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ 1830 ГОДА"
-
-
30.07.2010 в 17:36гравюры и литографии 1840-50-х годов /превью/
Шарль-Филипп Бурбон (9.10.1757 – 6.11.1836)
Его любимый министр Жюль Полиньяк (1780-1847)
Марсиаль Ком Аннибал Перпетю Мальор Гернон-Ранвиль [Ранвийе] (2.05.1787 - 30.11.1866)
Жозеф Вилель (14.04.1773 - 13.03.1854)
Пьер-Франсуа Одри, называемый Одри де Пюираво (27.09.1773 - 6.12.1852)
Пьер-Дени Пейронне (9.10.1778 - 2.01.1854)
Жан-Батист Сильвер Гей, виконт де Мартиньяк (20.06.1778 - 3.03.1832)
Жозеф Анри Жоашен Ленэ (11.11.1768 – 17.12.1835)
Для ровного счета добавим сюда же Марию-Терезу-Шарлотту Бурбон, "мадам Роуйяль", герцогиню Ангулемскую (19.12.1778 - 19.10.1851)
Бенжамен Констан де Ребек (25.10.1767 - 8.12.1830)
Бриан-шато, то есть Шатобриан
Жак Лаффит (24.10.1767- 26.05.1844)
Казимир Пьер Перье (11.10.1777 - 16.05.1832)
Андре-Мари-Жан-Жак Дюпен, он же Дюпен-старший (1.02.1783 - 10.11.1865)
Пьер-Поль Руайе-Коллар (21.06.1763 – 4.09.1845)
Луи Адольф Тьер ()
Элеонор-Луи Годфруа Кавеньяк (1801 - 5.05.1845). В отличие от его брата-генерала-мясника, гравюрой его не почтили, ни Дельпеш, ни Лакоши. Но есть стауя на фасаде Отель-де-Виль
Жан-Батист Никола Арман Каррель (8.05.1800 - 25.07.1836)
Марк-Рене Мари де Вуайе де Польми д'Аржансон (10.09.1771 - 1.08.1842)
Этого человека нужно упомянуть - Борье, один из четырех сержантов Ла Рошели
И, наконец, "герой дня" без заслуг, Луи-Филипп (6.10.1773 - 26.08.1850)
-
-
30.07.2010 в 18:45Эта статья хартии 1814 г., предоставлявшая королю право и единолично, помимо палат, издавать указы (ордонансы), стала настоящей idee fixe Карла X.
Уверенный в успехе армии Бурмона в Алжире, король решил одним ударом покончить с либеральной оппозицией и разогнать непокорную палату, которая 16 марта 221 голосом против 181 приняла адрес, требовавший отставки реакционного министерства князя Полиньяка. 16 мая был опубликован ордонанс, распускавший палату (заседания ее прерваны были еще 19 марта) и назначавший новые выборы в окружных коллегиях на 25 июня и в департаментских коллегиях — на 3 июля. Открытие новой законодательной сессии было намечено на 3 августа.
Вопреки ожиданиям ультрароялистов, выборы принесли решительную победу оппозиции: из 428 вновь избранных депутатов 283 принадлежали ей и только 145 — министерству. Ни вмешательство короля, ни махинации Полиньяка, ни административное давление, ни злоупотребления с избирательными списками и бюллетенями, ни ультрароялистская агитация в печати, ни запугивания, ни подкуп, ни прямое насилие — ничто не смогло помешать торжеству конституционалистов и либералов.
29 июня, когда неблагоприятный для кабинета Полиньяка исход выборов в палату депутатов в основном уже определился, совет министров собрался, чтобы обсудить создавшееся положение. Министр юстиции Шантелоз заявил, что он знает «верное средство» справиться со всеми затруднениями. Средство это заключалось, по его словам, в проведении одного из следующих трех мероприятий: 1) совершенно приостановить действие конституционного режима и править путем ордонансов до тех пор, пока спокойствие в стране не будет полностью восстановлено и правительство упрочено на монархической основе; 2) объявить недействительным избрание всех депутатов, которые голосовали в свое время за адрес 221; 3) распустить новую палату, как только выборы в нее будут закончены, и провести новые выборы по избирательной системе, измененной таким образом, чтобы она обеспечивала большинство роялистам, Шантелоз добавлял, что проведение предложенных им мер потребует увеличения гарнизонов Парижа, Лиона, Бордо и Руана до 20—30 тысяч человек в каждом и объявления этих четырех крупнейших городов страны на осадном положении.
4 июля 1830 г. Полиньяк и трое других министров, испуганные ходом выборов, предвещавшим победу оппозиции, заикнулись было об отставке, но Карл X категорически заявил, что не примет их отставки, так как она означала бы уступку оппозиции.
6 июля министр внутренних дел доложил на заседании кабинета выяснившиеся к тому времени результаты выборов. Министр должен был признать, что правительству нечего рассчитывать на большинство в новой палате. На вопрос других министров, что же в таком случае следует предпринять, Пейронне отвечал, что придется прибегнуть к мерам чрезвычайного порядка. Он огласил составленный им проект созыва королем особого собрания, под именем «Большого совета Франции» в составе некоторого числа пэров, депутатов, высших судебных и административных чиновников, членов генеральных советов департаментов; председательство в этом совете предназначалось герцогу Ангулемскому. Новый орган власти, по мысли Пейронне, должен был помочь правительству преодолеть все стоящие на его пути препятствия. Князь Полиньяк и барон д'Оссэ горячо поддержали проект министра внутренних дел. Остальные министры высказались против этого плана. Они указывали на то, что подобное собрание — «бледная копия собрания нотаблей 1788 г.» — не будет иметь никакого политического веса, ни малейшего авторитета в глазах населения и лишь осложнит и без того трудное положение правительства. Пейронне согласился с этими возражениями, и созыв «Большого совета Франции» был отвергнут. Отвергнуто было также сходное предложение — заменить палату депутатов «собранием нотаблей», составленным из крупнейших собственников, из лиц, платящих наивысший подоходный налог.
Отвергнув оба эти проекта как несостоятельные, совет занялся рассмотрением нового предложения министра внутренних дел, которое предусматривало роспуск палаты, а также издание ордонансов об изменении избирательного закона и закона о печати.
Что касается роспуска палаты, в случае неблагоприятного для правительства результата новых выборов, то подобный шаг был предусмотрен правительством еще 17 мая. И все же предложение Пейронне вызвало ряд возражений. Гернон-Ранвиль заявил, что было бы благоразумнее подождать возвращения армии из Алжира и не прибегать к чрезвычайным мерам до тех пор, пока вновь избранная палата не откажет правительству в утверждении бюджета. Окончательное решение по этому вопросу было принято на следующий день, 7 июля, в присутствии короля. После того как министры в один голос высказались за принятие чрезвычайных мер, за издание внепарламентских указов, Полиньяк добавил, что момент для этого настал и медлить больше нельзя.
-
-
30.07.2010 в 18:45В своем ответе, составленном его секретарем, кардиналом Альбани, папа призвал французского короля «остановить, наконец, решительными мерами разрушительный поток, грозящий поглотить государство, церковь, монарха и монархию».
9 июля в Париже было получено известие о падении Алжира, занятого войсками генерала Бурмона утром 5-го числа.
Как далеко заходили в этот момент планы дворянской контрреволюции, можно судить по брошюре известного реакционного публициста, советника парижской судебной палаты Шарля Коттю, вышедшей в июне или начале июля 1830 г. под заглавием «Об обязанностях короля по отношению к монархии». Коттю выдвигал здесь проект нового избирательного закона, согласно которому из 650 членов палаты депутатов 550 мест должны были принадлежать крупным поземельным собственникам, 32 — судейским чиновникам, 26 — представителям высшей школы, 42 — представителям торговых кругов. Депутаты судейского звания должны были выбираться кассационной, счетной и судебной палатами, депутаты от университетов — академическими кругами, депутаты от торговых кругов — торговцами и купцами. Что касается 550 депутатов-землевладельцев, то они должны были выбираться «наследственными избирателями», назначенными королем из числа владельцев майоратов, приносящих от 20 до 30 тысяч франков дохода. Такая избирательная система (если тут можно вообще говорить о «выборности») и такой состав палаты депутатов должны были обеспечить полное политическое преобладание крупной землевладельческой аристократии — единственной социальной группе, способной, по мнению Коттю, спасти монархическую Францию от революции и республики. Остается добавить, что для скорейшего утверждения государственного бюджета на 1830 г. тот же Коттю проектировал немедленный созыв особой палаты, составленной из высших чиновников и генералов, по назначению правительства. Сопротивление налогоплательщиков взиманию установленных таким образом налогов предполагалось сломить репрессиями административного и финансового порядка.
Наряду с изменением избирательной системы, ограничением прав палаты депутатов и усилением влияния палаты пэров ультрароялисты требовали еще и нового ограничения свободы печати. Надо вырвать из рук либеральной партии то «страшное оружие», с помощью которого она подчиняет себе общественное мнение и «деспотически господствует на выборах». «Это оружие есть своеволие прессы. Мы заявляем и будем повторять без конца, что ни одно государство не могло бы устоять против этого своеволия, — ни империя, ни республика, ни конституционная монархия».
-
-
30.07.2010 в 18:4621 июля «Насьональ» вышла со статьей Тьера, разоблачавшей намерения правительства еще до истечения этого месяца распустить палату, аннулировать выборы, изменить избирательную систему и задушить оппозиционную печать. «Что предпримет эта последняя?» — спрашивал Тьер и отвечал: «Она будет сопротивляться, хотя бы ее за это и осудили. Она будет всеми силами протестовать против нарушения законов. У нее нет жандармов, но у нее есть мужество, а это такая сила, которую безнаказанно не сломить». [о личном мужестве Тьера мы уже наслышаны…
23 июля в статье, написанной главным редактором Арманом Каррелем, «Насьональ» разоблачала демагогические приемы двора и министерства, их попытки опереться в борьбе против либералов на народные низы, на рабочих. Правительству реставрации, за пятнадцать лет своего существования не только ничего не сделавшему для масс, но, наоборот, еще усилившему их нищету и невежество, не к лицу маска защитника интересов трудящихся. Никогда массы не пойдут за аристократией против «среднего класса», с которым у них столько общих интересов. Свою статью Каррель заканчивал предупреждением по адресу реакционеров, что если народ когда-нибудь восстанет, то удары его обрушатся, как и в 1792—1793 гг., прежде всего на аристократию. Но призывала ли редакция «Насьональ» к вооруженному восстанию? Нет, пока она лишь пугала власть имущих возможностью такового.
Правда, газета отстаивала идею народного суверенитета, мотивируя необходимость его тем, что «просвещенная масса французов менее обречена на ошибки, чем король Франции, каким бы добродетельным, просвещенным, свободным от предрассудков он ни был». Но, отдавая предпочтение воле народа перед волей короля, «Насьональ» оговаривалась, что понимает под народом «не чернь в деревянных башмаках и с пикой в руках», а «образованные, рассудительные и заинтересованные в спокойствии классы». И хотя газета «Котидьен» делала из этих рассуждений «Насьональ» вывод, что этот орган либералов защищает «республиканскую теорию», что «он не хочет королевского суверенитета, так как вообще не хочет монархии», — позиция «Насьональ» не была в этот момент позицией органа печати, который ориентировался бы на народную революцию. Ибо совершить ее без тех, кого этот орган либеральной буржуазии презрительно обзывал «чернью», т.е. без плебейских масс, было, конечно, невозможно.
Еще более умеренную позицию занимало правое крыло либерально-буржуазной оппозиции. «Журналь де Деба», например, упорно продолжала убаюкивать себя и читателей уверениями в том, что правительство не решится покуситься на хартию и совершить государственный переворот. Еще 24 июля газета прославляла «мудрость короля», который не дал будто бы увлечь себя на путь нарушения конституции, 26-го та же газета сообщала, что уже приступлено якобы к рассылке письменных приглашений вновь избранным депутатам прибыть в Париж к открытию парламентской сессии, назначенному на 3 августа. Иронизируя над «хартией Коттю» и рассматривая ее просто как продукт больного, экзальтированного ума, газета явно недооценивала значения этой брошюры, являвшейся пробным шаром ультрароялистов.
Более решительным языком говорила редакция «Журналь де Пари», предостерегавшая правительство против применения насильственных мер и предсказывавшая, что нарушение хартии уничтожит присягу, принесенную народом династии Бурбонов.
Но даже та часть либералов, которая считала вероятным нарушение хартии, не принимала пока никаких серьезных шагов к организации какого-либо отпора. Дело ограничилось несколькими совещаниями, не давними почти никаких практических результатов. На одном из таких совещаний, состоявшемся 10 июля в доме герцога де Бройль, обсуждался вопрос, как быть в случае, если правительство, потерпев поражение на выборах, решится на какие-либо чрезвычайные меры вроде роспуска палаты. Решено было отказаться от уплаты налогов, отвергнуть бюджет, сопротивляться всеми легальными средствами. «Но если такое сопротивление окажется недостаточным и правительство прибегнет к силе, что делать тогда?» — спросил один из присутствующих. Ответа на этот вопрос не последовало.
Что касается республиканцев, то наиболее активные и боевые элементы этой партии уже давно готовились к вооруженному сопротивлению контрреволюционным планам правительства. Однако газета «Трибюн де департеман», вокруг которой группировались эти элементы, еще 21 июля отказывалась верить циркулировавшим в Париже слухам о неизбежности и близости государственного переворота. …народ должен «сплотиться вокруг патриотов». «Но дело не дошло еще до такой крайности».
Орлеанисты, во главе которых стоял известный банкир Лафитт, держали наготове свой давнишний план, состоявший в том, чтобы в случае победоносного народного восстания против легитимной монархии заменить Карла X герцогом Орлеанским Луи Филиппом, главой младшей линии правящей династии. Последний не стоял в стороне от этих планов и, как говорят, заявил однажды своим друзьям, что ни при каких условиях, что бы ни случилось во Франции, он из нее более не эмигрирует. «В таком случае вы будете королем, — заметил один из близких к нему людей, — ибо, если произойдет революция, вы можете сделаться только либо эмигрантом либо королем».
Тактика умеренного крыла либералов была, таким образом, выработана. Не о вооруженной борьбе с реакцией сговаривались между собою банкир Лафитт и генерал Лафайетт; они сговаривались о том, чтобы не дать себя застигнуть врасплох в случае, если массы сами возьмутся за оружие и окажутся победителями. Но, отказываясь от исторической инициативы и предоставляя ее другим, более боевым элементам населения, лидеры буржуазного либерализма 1830 года всячески стремились использовать в своих классовых интересах надвигавшуюся решительную схватку между старой, аристократической, и новой, демократической, Францией. Как мало были они расположены к тому, чтобы подать сигнал к революционному отпору контрреволюционным замыслам двора и правительства, показывает тот факт, что через несколько дней после описанной выше беседы Лафитт уехал из Парижа в свое поместье Брейтель. Это было 20 июля. Почти в то же самое время оставил столицу и Лафайетт, уехав в свое поместье Лагранж.
-
-
30.07.2010 в 18:46Предупреждал короля о рискованности задуманного им шага и такой обычно хорошо осведомленный человек, как Талейран. «Если дверь, ведущая к государственным переворотам, откроется при нынешнем положении вещей, — писал Карлу X виконт Ларошфуко, — я не могу от вас скрыть, государь, что путь, на который вы вступите, выроет пропасть, которая неизбежно поглотит, быть может надолго, легитимную монархию, а с нею и Францию». Было бы неверно предположить, что Бурбоны могут восстановить абсолютизм и, нарушив хартию, продолжать взимать налоги. «Допустим, что армия, безусловно, верна королю; но останется ли она верна ему, когда ей перестанут платить? Нет. Будет ли она верна ему, когда ей прикажут выступить на поддержку произвола? Это большой вопрос... И что сможет сделать даже вполне преданная армия с 20 миллионами человек, которые, не восставая, откажутся платить налоги?» Рассчитывать на помощь иностранных государств — значит открывать дорогу во Францию врагу, который готовится растерзать ее. «Горе государю, который призвал бы его!» — восклицал Ларошфуко.
Предостерегающие голоса слышались и из-за границы. Английский король Вильгельм IV через своего посла в Париже Чарльза Стюарта предупреждал Карла X о рискованности такого шага, как открытое нарушение хартии. Если Карл X нарушит хартию, которую он обязался соблюдать перед всей Европой, Россия не будет считать себя обязанной оказать ему поддержку, — говорил Николай I французскому послу в Петербурге герцогу Мортемару. О том же говорил французскому правительству русский посол в Париже генерал Поццо ди Борго.
Меттерних, полностью сочувствовавший планам французских ультрароялистов и составивший даже специальный мемуар, в котором он рекомендовал Полиньяку создание «высшей цензурной палаты», состоять из пожизненных членов, не скрывал своего страха за будущность монархии Бурбонов. «Я очень мрачно смотрю на общее положение вещей. Г-н де Полиньяк дерзает на многое. Надо надеяться, что он будет имел успех, но кто может поручиться за это. Я беспокоился бы гораздо меньше, если б князь Полиньяк беспокоился больше».
-
-
30.07.2010 в 18:54«Чем больше я думаю об этом, тем больше я убеждаюсь, что иначе поступить нельзя», — заявил Карл X и, взяв перо, поданное ему Полиньяком, подписал все шесть лежавших перед ним ордонансов. За королем подписались и все министры.
На следующий день, 26 июля, ордонансы, вместе с сопутствовавшим им докладом, были опубликованы в правительственной газете «Монитер». Каково же было содержание этих знаменитых документов?
Первый ордонанс постановлял, что «свобода периодической печати упраздняется». Впредь ни одна газета, ни одно периодическое или полу-периодическое издание, независимо от его содержания, не могло выходить без специального правительственного разрешения, которое должно было возобновляться каждые три месяца и могло быть взято назад. Ни одно издание объемом менее двадцати печатных листов не могло выходить без разрешения министра внутренних дел (для Парижа) или префектов (для провинции). Предварительное разрешение требовалось и для тех книг объемом свыше 20 листов, которые состоят не из одного, а из нескольких сочинений. Печатание судебных отчетов и трудов научных или литературных обществ подчинялось этим правилам в том случае, если названные издания касались хотя бы частично политических вопросов. Нарушение этих правил грозило немедленным наложением ареста на соответствующее издание и опечатанием типографских станков и шрифтов, использованных при его напечатании.
Второй ордонанс распускал вновь избранную палату депутатов.
Третий ордонанс почти вдвое уменьшал число депутатов (с 428 до 258), устанавливал ежегодную сменяемость одной пятой части палаты, лишал ее права самостоятельно вносить какие-либо поправки к правительственным законопроектам, предоставлял составление списка избирателей одному префекту, запрещал какие бы то ни было дискуссии или декларации в избирательных коллегиях, фактически упразднял тайную подачу голосов, а главное, ограничивал и без того узкий круг избирателей и избираемых лицами, платящими подоходный налог с земли или с движимого имущества, и исключал тем самым из избирательных списков владельцев торговых или промышленных патентов.
Четвертый ордонанс назначал новые выборы в окружных коллегиях на 6 сентября и в департаментских — на 13-е; созыв обеих палат был назначен на 28 сентября.
Пятый ордонанс частью вводил в постоянный состав Государственного совета, частью допускал к участию в его заседаниях ряд лиц, состоявших либо экстраординарными, либо почетными его членами, либо докладчиками. Тот же ордонанс назначал четырех новых государственных советников и докладчиков (Делаво, Франше и др.).
Шестой и последний ордонанс назначал почетным членом Государственного совета адвоката Никола Бергасса, бывшего члена Генеральных Штатов 1789 года. Крайний реакционер, советник Священного Союза, Бергасс был автором нашумевшей брошюры «О собственности», в которой высказывался за возвращение проданных во время революции имуществ духовенства и эмигранта их прежним собственникам.
-
-
30.07.2010 в 19:01Более осторожные или более дальновидные представители дворянства испытывали при чтении ордонансов чувство острой тревоги. Характерный случай имел место в городе Клермоне. Один окрестный помещик, граф Понжибо, ознакомившись с содержанием ордонансов, тотчас же отказался от покупки земельного участка, которую он уже собирался совершить; своему нотариусу он объяснил, что боится роковых последствий этого шага правительства для судеб земледельческой аристократии. «Эти ордонансы неосуществимы, дорогая маркиза, — писал одной из своих светских приятельниц виконт Ларошфуко. — Что, вы считаете, мог бы предпринять король во главе 17 безумцев против всего своего королевства?» Ларошфуко предсказывал, что Карл X вынужден будет, в конце концов, отречься от престола. Генерал де-Кастеллан, лечившийся в этот момент на водах Мон-Дора, рассказывает о панике, охватившей население этого светского курорта при получении известия об ордонансах: многие женщины плакали, отказывались танцовать, слышались разговоры о том, что правительство не сможет теперь собирать налогов.
Ярким показателем растерянности и страха за будущее, охвативших в этот момент часть дворянства, особенно провинциального, может служить письмо графа де-Шастеллю, адресованное Виллелю 28 июля из курорта Бурбон-лэ-Бэн. «Моим первым чувством, — писал он, — был испуг при мысли о том, что мы вступили на столь необычный путь. Что сделают суды, когда собственники газет потребуют к ответу представителей власти, когда платящие патент избиратели потребуют себе прав, которые предоставлены им существующими законами? И что это за принцип, по которому совет министров может отменять законы и заменять их собственными распоряжениями!»
Буржуазный Париж встретил ордонансы Полиньяка понижением биржевого курса государственных бумаг: трехпроцентная рента упала сразу с 79 франков до 75. Если знаменитый поставщик и спекулянт Уврар уже давно играл на понижение, то большинство биржевых дельцов оказались застигнутыми врасплох и немало потеряли на этом падении курсов, среди пострадавших был Джемс Ротшильд, введенный в заблуждение маневрами министерства, маскировавшего до последнего часа свои намерения: еще 24 июля, за день до подписания ордонансов, Пейронне решительно опровергал в разговоре с банкиром слухи о готовящемся государственном перевороте.
«Насиональ» подала сигнал к коллективному протесту оппозиционных газет против ордонансов. Протест этот, составленный Тьером, был принят на многолюдном собрании либеральных журналистов и политических деятелей, состоявшемся 26-го вечером в помещении редакции этой газеты, под председательством депутата и ученого графа Александра де-Лаборд, одного из пайщиков «Тан». 44 редактора и сотрудника 11 либеральных и демократических газет и журналов, в том числе Тьер, Минье, Арман Каррель, Кошуа-Лемэр, Бод, Ларреги, Ш. де-Ремюза, Пьер Леру, Сарран-младший, Огюст Фабр, Планьоль Фази, подписали этот документ. Они доказывали незаконность ордонансов, как противоречащих 8-й, 35-й и 50-й статьям хартии, осуждали «преступных министров», ее нарушивших, заявляли, что будут продолжать выпускать свои издания на прежних основаниях, и призывали депутатов распущенной палаты не забывать, что «они и сегодня обладают теми правами, какими обладали вчера». «Правительство, — так заканчивалась эта декларация, — утратило теперь характер законности, которым обусловливалась необходимость оказывать ему повиновение. Мы оказываем ему сопротивление. Дело Франции решить, до какого предела следует ей довести свое сопротивление».
Вопреки всем усилиям полиции, коллективный протест журналистов оппозиции был отпечатан и на следующий день распространен в громадном количестве экземпляров.
Вечером того же дня по инициативе либерального адвоката и журналиста Барта, бывшего карбонария, в зале Ротонды состоялось совещание владельцев парижских типографий, на котором решено было ответить на ордонанс о печати закрытием мастерских. Решение это было почти тотчас же приведено в исполнение.
Закрытие типографий еще более увеличивало и без того значительную безработицу в столице, вызванную депрессией в промышленности, и дало новую пищу революционному брожению, наблюдавшемуся в рабочих кварталах. Увольняемым с производства рабочим многие хозяева прямо говорили, что они вынуждены к этому шагу мерами правительства. Примеру владельцев типографий последовали некоторые другие предприниматели.
Связанная с левым крылом либералов часть промышленной буржуазии руководилась в данном случае тайным стремлением толкнуть оставшихся без работы пролетариев на борьбу с правительством. Если эта цель действительно была достигнута, то, конечно, потому, что трудящиеся массы Парижа сами рвались в бой против ненавистного режима дворянской и клерикальной реакции.
День 26 июля прошел спокойно; спокойно прошла и ночь на 27 июля. Ничто, казалось, не предвещало той бури, которая разразилась 27 июля и в три дня смела монархию Бурбонов.
-
-
30.07.2010 в 19:03Александр Иванович Молок
ОРДОНАНСЫ 25 июля 1830 года и их ПОДГОТОВКА
-
-
30.07.2010 в 20:33После боев - пощаду национальным гвардейцам
31 июля, картина Ораса Верне
-
-
30.07.2010 в 20:41"спектр мнений"- В разрушении муравейников, именуемых Вавилоном, Тиром, Карфагеном или Венецией, раздавленных ногою прохожего великана, не следует ли видеть предостережение, сделанное человечеству некоей насмешливой силой? - сказал Клод Виньон, этот раб, купленный для того, чтобы изображать собою Боссюэ, по десять су за строчку.
- Моисей, Сулла, Людовик Четырнадцатый, Ришелье, Робеспьер и Наполеон, быть может, все они - один и тот же человек, вновь и вновь появляющийся среди различных цивилизаций, как комета на небе, - отозвался некий балланшист.
- К чему испытывать провидение? - заметил поставщик баллад Каналис.
- Ну уж, провидение! - прервав его, воскликнул знаток. - Нет ничего на свете более растяжимого.
- Но Людовик Четырнадцатый погубил больше народу при рытье водопроводов для госпожи де Ментенон, чем Конвент ради справедливого распределения податей, ради установления единства законов, ради
национализации и равного дележа наследства, - разглагольствовал Массоль, молодой человек, ставший республиканцем только потому, что перед его фамилией недоставало односложной частицы.
- Кровь для вас дешевле вина, - возразил ему Моро, крупный помещик с берегов Уазы. - Ну, а на этот-то раз вы оставите людям головы на плечах?
- Зачем? Разве основы социального порядка не стоят нескольких жертв?
- Бисиу! Ты слышишь? Сей господин республиканец полагает, что голова вот того помещика сойдет за жертву! - сказал молодой человек своему соседу.
- Люди и события - ничто, - невзирая на икоту, продолжал развивать свою теорию республиканец, - только в политике и в философии есть идеи и принципы.
- Какой ужас! И вам не жалко будет убивать ваших друзей ради одного какого-то "де"?..
- Э, человек, способный на угрызения совести, и есть настоящий преступник, ибо у него есть некоторое представление о добродетели, тогда как Петр Великий или герцог Альба - это системы, а корсар Монбар - это организация.
- А не может ли общество обойтись без ваших "систем" и ваших "организаций"? - спросил Каналис.
- О, разумеется! - воскликнул республиканец.
- Меня тошнит от вашей дурацкой Республики! Нельзя спокойно разрезать каплуна, чтобы не найти в нем аграрного закона.
- Убеждения у тебя превосходные, милый мой Брут, набитый трюфелями! Но ты напоминаешь моего лакея: этот дурак так жестоко одержим манией опрятности, что, позволь я ему чистить мое платье на свой лад, мне пришлось бы ходить голышом.
- Все вы скоты! Вам угодно чистить нацию зубочисткой, - заметил преданный Республике господин. - По-вашему, правосудие опаснее воров.
- Хе, хе! - отозвался адвокат Дерош.
- Как они скучны со своей политикой! - сказал нотариус Кардо. - Закройте дверь. Нет того знания и такой добродетели, которые стоили бы хоть одной капли крови. Попробуй мы всерьез подсчитать ресурсы истины - и она, пожалуй, окажется банкротом.
- Конечно, худой мир лучше доброй ссоры и обходится куда дешевле. Поэтому все речи, произнесенные с трибуны за сорок лет, я отдал бы за одну форель, за сказку Перро или за набросок Шарле.
- Вы совершенно правы!.. Передайте-ка мне спаржу... Ибо в конце концов свобода рождает анархию, анархия приводит к деспотизму, а деспотизм возвращает к свободе. Миллионы существ погибли, так и не добившись торжества ни одной из этих систем. Разве это не порочный круг, в котором вечно будет вращаться нравственный мир? Когда человек думает, что он что-либо усовершенствовал, на самом деле он сделал только перестановку.
- Ого! - вскричал водевилист Кюрси. - В таком случае, господа, я поднимаю бокал за Карла Десятого, отца свободы!
- А разве неверно? - сказал Эмиль. - Когда в законах - деспотизм, в нравах - свобода, и наоборот.
- Итак, выпьем за глупость власти, которая дает нам столько власти над глупцами! - предложил банкир.
- Э, милый мой. Наполеон по крайней мере оставил нам славу! - вскричал морской офицер, никогда не плававший дальше Бреста.
- Ах, слава - товар невыгодный. Стоит дорого, сохраняется плохо. Не проявляется ли в ней эгоизм великих людей, так же как в счастье – эгоизм глупцов?
- Должно быть, вы очень счастливы...
- Кто первый огородил свои владения, тот, вероятно, был слабым человеком, ибо от общества прибыль только людям хилым. Дикарь и мыслитель, находящиеся на разных концах духовного мира, равно страшатся собственности.
- Мило! - вскричал Кардо. - Не будь собственности, как могли бы мы составлять нотариальные акты!
- Вот горошек, божественно вкусный!
- А на следующий день священника нашли мертвым...
- В голосе Малибран пропали две ноты.
- Нет!
- Да!
- Aral Ага! Да и нет - не к этому ли сводятся все рассуждения на религиозные, политические и литературные темы? Человек - шут, танцующий над пропастью!
- Послушать вас, я - дурак?
- Напротив, это потому, что вы меня не слушаете.
- Образование - вздор! Господин Гейнфеттермах насчитывает свыше миллиарда отпечатанных томов, а за всю жизнь нельзя прочесть больше ста пятидесяти тысяч. Так вот, объясните мне, что значит слово "образование". Для одних образование состоит в том, чтобы знать, как звали лошадь Александра Македонского или что дога господина Дезаккор звали Беросилло, и не иметь понятия о тех, кто впервые придумал сплавлять лес или же изобрел фарфор. Для других быть образованным - значит выкрасть завещание и прослыть честным, всеми любимым и уважаемым человеком, но отнюдь не в том, чтобы стянуть часы (да еще вторично и при пяти отягчающих вину обстоятельствах), а затем, возбуждая всеобщую ненависть и презрение, отправиться умирать на Гревскую площадь.
- Вы пьяны!
-
-
30.07.2010 в 20:41- Ваше взаимное обучение фабрикует двуногие монеты по сто су, - вмешался сторонник абсолютизма. - В народе, нивелированном образованием, личности исчезают.
- Однако не в том ли состоит цель общества, чтобы обеспечить благосостояние каждому? - спросил сен-симонист.
- Будь у вас пятьдесят тысяч ливров дохода, вы и думать не стали бы о народе. Вы охвачены благородным стремлением помочь человечеству? Отправляйтесь на Мадагаскар: там вы найдете маленький свеженький народец, сенсимонизируйте его, классифицируйте, посадите его в банку, а у нас всякий свободно входит в свою ячейку, как колышек в ямку. Швейцары здесь - швейцары, глупцы - глупцы, и для производства в это звание нет необходимости в коллегиях святых отцов.
- Вы карлист!
- А почему бы и нет? Я люблю деспотизм, он подразумевает известного рода презрение к людям. Я не питаю ненависти к королям. Они так забавны! Царствовать в Палате, в тридцати миллионах миль от солнца, - это что-нибудь да значит!
- Резюмируем в общих чертах ход цивилизации, - говорил ученый, пытаясь вразумить невнимательного скульптора, и пустился в рассуждения о первоначальном развитии человеческого общества и о первобытных народах: - При возникновении народностей господство было в известном смысле господством материальным, единым, грубым, впоследствии, с образованием крупных объединений, стали утверждаться правительства, прибегая к более или менее ловкому разложению первичной власти. Так, в глубокой древности сила была сосредоточена в руках теократии: жрец действовал и мечом и кадильницей. Потом стало два высших духовных лица: первосвященник и царь. В настоящее время наше общество, последнее слово цивилизации, распределило власть соответственно числу всех элементов, входящих в сочетание, и мы имеем дело с силами, именуемыми промышленностью, мыслью, деньгами, словесностью. И вот власть, лишившись единства, ведет к распаду общества, чему единственным препятствием служит выгода. Таким образом, мы опираемся не на религию, не на материальную силу, а на разум. Но равноценна ли книга мечу, а рассуждение - действию? Вот в чем вопрос.
- Разум все убил! - вскричал карлист. - Абсолютная свобода ведет нации к самоубийству; одержав победу, они начинают скучать, словно какой-нибудь англичанин-миллионер.
- Что вы нам скажете нового? Нынче вы высмеяли все виды власти, но это так же пошло, как отрицать бога! Вы больше ни во что не верите. Оттого-то наш век похож на старого султана, погубившего себя распутством! Ваш лорд Байрон, дойдя до последней степени поэтического отчаяния, в конце концов стал воспевать преступления.
- Знаете, что я вам скажу! - заговорил совершенно пьяный Бьяншон. - Большая или меньшая доза фосфора делает человека гением или же злодеем, умницей или же идиотом, добродетельным или же преступным.
- Можно ли так рассуждать о добродетели! - воскликнул де Кюрси. – О добродетели, теме всех театральных пьес, развязке всех драм, основе всех судебных учреждений!
- Они перепились, как ломовые, - сказал молодой человек, с серьезным видом поивший свой жилет.
- Да, в наше время искусство правления заключается в том, чтобы предоставить власть общественному мнению.
- Общественному мнению? Да ведь это самая развратная из всех проституток! Послушать вас, господа моралисты и политики, вашим законам мы должны во всем отдавать предпочтение перед природой, а общественному мнению - перед совестью. Да бросьте вы! Все истинно - и все ложно! Если общество дало нам пух для подушек, то это благодеяние уравновешивается подагрой, точно так же как правосудие уравновешивается судебной процедурой, а кашемировые шали порождают насморк.
- Чудовище! - прерывая мизантропа, сказал Эмиль Блонде. - Как можешь ты порочить цивилизацию, когда перед тобой столь восхитительные вина и блюда, а ты сам того и гляди свалишься под стол? Запусти зубы в эту косулю с золочеными копытцами и рогами, но не кусай своей матери...
- Чем же я виноват, если католицизм доходит до того, что в один мешок сует тысячу богов, если Республика кончается всегда каким-нибудь Наполеоном, если границы королевской власти находятся где-то между убийством Генриха Четвертого и казнью Людовика Шестнадцатого, если либерализм становится Лафайетом?
- А вы не обнимались с ним в июле?
- Нет.
- В таком случае молчите, скептик.
- Скептики - люди самые совестливые.
- У них нет совести.
- Что вы говорите! У них по меньшей мере две совести.
- Учесть векселя самого неба - вот идея поистине коммерческая! Древние религии представляли собою не что иное, как удачное развитие наслаждения физического; мы, нынешние, мы развили душу и надежду - в том и прогресс.
- Кант? Еще один шар, надутый воздухом и пущенный на забаву глупцам! Материализм и спиритуализм - это две отличные ракетки, которыми шарлатаны в мантиях отбивают один и тот же волан. Бог ли во всем, по Спинозе, или же все исходит от бога, по святому Павлу... Дурачье! Отворить или же затворить дверь - разве это не одно и то же движение! Яйцо от курицы, или курица от яйца? (Передайте мне утку! ) Вот и вся наука.
- Простофиля! - крикнул ему ученый. - Твой вопрос разрешен фактом.
- Каким?
- Разве профессорские кафедры были придуманы для философии, а не философия для кафедр? Надень очки и ознакомься с бюджетом.
- Воры!
- Дураки!
- Плуты!
- Тупицы!
. . . . . . . . . . . . . .
Оноре де Бальзак, "Шагреневая кожа"
Синьора Capra Milana, спасибо, за то, что напомнили
-
-
30.07.2010 в 20:42-
-
30.07.2010 в 20:48-
-
30.07.2010 в 20:531830
Смерть за отечество - достойная судьба.
Корнель
Пусть в голосе моем вам прозвучит хвала,
О вы, бойцы трех дней, родные парижане,
Кто злым предательством был обречен заране,
Чья кровь на жертвенник закона потекла!
О храбрые сердца - вас дрожь не проняла,
Когда раздался залп и грозное жужжанье -
А были там не все герои по призванью,
И на иных печать отверженья была.
Возможно... Но господь своею мерой судит,
За вдохновенный миг он все грехи забудет,
С душ ваших смыли грязь кровавые струи.
О вы, бойцы трех дней! В день страшного расстрела
Свобода пламенем очистить вас успела -
Вас небо приняло в объятия свои!
перевод А. Арго
Это они, "в деревянных башмаках и с пиками"...
-
-
31.07.2010 в 12:45ПЕСНЯ ПРЕДМЕСТИЙ
Во вторник утром, 27-го, сидя в кабачке в Куртиле, мы, настоящие жители предместий, сообща выпивали кто по восемь, кто по шесть стаканчиков, да только пили не за здоровье Карла Десятого. Беру газету: каково же мое удивление, когда я читаю, что нарушены наши права, что Карл попирает Хартию и законы. Чорт возьми! Это тотчас согнало с меня весь хмель.
Идем, друзья, — говорю я, — народ-жрец, как называет его храбрый Монлозье, поднимает голову! Вместо того чтобы прополаскивать глотку, бежим-ка к оружейникам! Раз король далек от того, чтобы успокаивать наши страдания, раз он вливает яд нам в грудь, — выгоним такого медика и разорвем его ордоннансы!
Вот мы и отправились к Пале-Роялю, фуражки набекрень, не выпив больше ни глотка. Придя туда, мы принялись кричать с бесподобным жаром: «Долой бесчестного короля!» И общий возглас наш был: «Да здравствует Хартия!» Время от времени к нашему крику примешивались назойливые пули, и я сказал: «Эти пули нас не испугают, мы пришли сюда не по пустякам».
Тиран дал знать о себе в среду, и, несмотря на его сабли и ядра, мы прибегаем, но не находим ничего для своей защиты, кроме палок от метел. Но все хорошо, когда у тебя французское сердце! Ни один из нас не оглядывается назад,; и кабачки открываются напрасно: выстрелы гвардии мы предпочитаем выстрелам виноторговцев.
В один миг мы выхватываем у сдающихся ружья и тесаки. Ультрасиние тщетно пытаются защищаться: они могут уже собирать свои пожитки на тот свет. И смерть заставляет их испускать последнюю икоту. Я говорю: «Французы, все идет отлично, побольше воодушевления, и им сюда уже не вернуться: они знают, что обезоружить нас они могли бы только в том случае, если бы сложили свое оружие».
Приходит четверг, и мы идем на Лувр. Пули сыплются дождем, но не удерживают нас. «Вот славно, — говорю я, - чтобы нам его захватить, вспомним-ка о старой гвардии; надо победить или умереть. Вперед, друзья! Пусть нас ведет ярость! Вперед! Все средства хороши. Смазав петли нашей кровью, мы легче сумеем отворить дверь».
Лувр взят при возгласах: «Да здравствует Хартия!» Мы мчимся со всей быстротой на площадь Каррусель. Вот мы и там. Не теряя хода, мы принимаемся стрелять, драться саблями, биться и входим в беспорядке в замок. Тут все принимаются шутить, кто как умеет, каждый крестится на знак X. Войдя в Тюильри, мы чувствуем себя счастливее королей.
Уф, переведем дух! Вот дело и сделано. Трехцветный флаг вознесся над большим павильоном. Раз уж мы достигли самой вершины свободы, теперь пора итти и разговеться. Вернемся же по домам, не дожидаясь благовеста. Я выполнил свой долг, не боясь, что меня изувечат, я был везде, где становилось жарко. И вот доказательство тому, что я дрался обеими руками: одна из них теперь у меня на перевязи.
Обычным ходом возобновляется работа, и любо взглянуть, как мы бежим в мастерские. Настоящие люди предместий, мы осуждаем безделье. Мы знаем свои обязанности по отношению к начальникам, а каждый из них знает наше уменье. Мы доказали, нисколько не осрамясь, что нам могут давать работу и что мы не боимся никаких соперников, чтобы в своей работе преуспевать.
Эмиль Коттне
-
-
31.07.2010 в 12:49ТРЕХЦВЕТНОЕ ЗНАМЯ
Ликуйте, сограждане! Вот ваше знамя!
Сызмальства им сердце мое пленено! —
Цветами свободы и славы пред вами,
Колеблясь, играет, как в призме, оно.
Оно, что ни год, под ударами крепло —
Казнимое пламенем, звало вперед:
Как феникс, оно возродилось из пепла,
Тебя осенив, о великий народ!
Глядите, глядите, — от края до края
Лучистая радуга кажет свой лик, —
О, дивный маяк, что, во мгле полыхая,
К победе как верный привел проводник!
Высоко над волнами пламенных строев
Шумит это знамя в десницах стальных!
О саван, окутавший столько героев, —
О сладкое воспоминанье о них!
Прислушайтесь к ропоту свежих, бездонных
Могил, где героев покоится прах:
Их слава, их кровь, их призывы и стоны
Сливаются в этих победных цветах.
И небо в огне, и равнины, и горы,
И долы, и воды, — во имя твое,
Свобода, гремят, как хвалебные хоры,
Вещая, что в наше вошла бытие!
Марселина Дебор-Вальмор
Между прочим, граждане! Кто-нибудь видел книгу Стефана Цвейга «Марселина Деборд-Вальмор» (Ленинград, 1930)?
-
-
31.07.2010 в 12:52…И тем не менее, в душе моей звучала
Поэма; я хотел ударить для начала
По траурным сердцам, я далее хотел
Греметь согражданам, как память прежних лет;
Поднять, вооружить живые трупы эти,
Что пред насмешками беспомощных, как дети,
Народ, что, победив, — босой, полунагой, —
С презреньем золото отбрасывал ногой;
И вас, мечтатели с восторженною речью,
Что гибли сотнями под яростной картечью,
Увы! лишь для того, чтоб (вольность — где она?)
Завоевать слова, низвергнуть имена;
Я думал, наконец, памфлетом ядовитым
Стегнуть неистово по трусам и Терситам,
Небрежным зрителям, следившим из-за штор,
Как падал и вставал Париж-торреадор, —
Чтоб после козырять фантазией убогой,
Минуя мертвецов, пролезть в мартирологии,
И с розой на груди, среди банкетных звезд,
В честь победителей провозглашать свой тост...
Эжезипп Моро, "Видение"
-
-
31.07.2010 в 12:53Всегда произношу устами огневыми;
Я клялся ей служить и телом и душой
Не в пустословиях — за дверью запертой,
Не в избранном кругу — застольным демагогов
Чей мозг разгорячен ликерами и грогом,
Не клубным клоуном, — кумиром клаки, — нет!
Но в дни, когда ружье, тесак и байонет,
На бурной сессии народного совета
Бурбонским лилиям вотировали «вето»;
Когда десятки бомб, жужжа среди жары,
Неслись как черные и белые шары,
Когда со всех сторон текли на поле брани,
На этот Jeu de paume великий, горожане, —
Тогда я представлял провинцию мою.
Как воин-депутат, участием в бою!
Моро, предисловие к "Диогену"
-
-
31.07.2010 в 13:00Юрий Иванович Данилин
ПОЭТЫ ИЮЛЬСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ
Москва: Художественная литература. 1933
Коммунистическая Академия при ЦИК СССР
Институт Литературы и Искусства
ОТ АВТОРА
Часть первая
1. ФРАНЦУЗСКАЯ ЛИТЕРАТУРА НАКАНУНЕ ИЮЛЬСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ
Буржуазная и мелкобуржуазная демократия. Феодально-католическая реакция 20-х гг. Социально-экономические основы Реставрации Борьба демократии против Реставрации Революционная поэзия 20-х гг. Сатира первых лет Реставрации Бонапартистская сатира Бартелеми и Мери «Виллелиада» и ее подражания. Социально-политическая песня Реставрации. Бонапартистская песня Дебро и Лепажа. Песня Беранже. Борьба Беранже с Реставрацией Беранже как поэт мелкобуржуазной демократии. Творчество ранних поэтов-рабочих Поэты провинциальной Франции. Парижские кружки песенников-рабочих. Активизация революционной литературы к концу 20-х гг. Преследования революционной литературы при Карле X. Июльская революция.
2. ГИМНЫ И ПЕСНИ ИЮЛЬСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ (1830—1831)
Гимны Июльской революции. «Три цвета». Сборник Эмиля Дебро. Гимны поэтов-рабочих Поэма о революции Жюля Мерсье. Массовая песня Июльской революции. Сатирическое изображение Реставрации. Воспевание деталей революционного быта. Патриотические песни. Приветствия Луи-Филиппу и надежды на золотой век. Тема зарубежных революций. Положение мелкой буржуазии и пролетариата после революции. Финансовая аристократия. Меняющееся отношение массовой поэзии к Луи-Филиппу. Разочарование масс в июльской монархии. Завершилась ли революция? Массовая поэзия превращается в республиканскую. Рецидив лирики 1830 г. — явление буржуазной реакции. Сборник Н.Анри. Появление охранительной темы
От автора, главы 1 и 2 - скачать
3. САТИРА ИЮЛЬСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ 1830—1831 гг. БАРБЬЕ
Подъем сатиры в поэзии Июльской революции. Барбье и революционная литература. «Добыча». Апофеоз революционной «черни» и бичевание финансовой аристократии. Идеология верхушки мелкой буржуазии. «Лев». Барбье и первые восстания 30-х гг. «Известность» и «Восстание». Пессимизм Барбье. Враждебность к пролетариату. Отрицание Июльской революции. Барбье и Данте. Контрреволюционный либерализм Барбье. Критика о «Ямбах». Отношение дворянства к Июльской революции. Контрреволюционная дворянская сатира 1830 г. Суд над министрами Карла X и ода Ламартина. Легитимистское и либеральное крыло дворянства. Сатира Антони Дешана. Близость сатир Барбье и Дешана. Последующий путь Барбье
4. САТИРА 1831—1832 гг. «НЕМЕЗИДА»
Бартелеми и Мери накануне Июльской революции и после нее. «Немезида». Вопрос об авторстве. Предисловие к «Немезиде». Вражда Бартелеми к правительству и дворянству. Призыв к новой революции. Рабочий класс в изображении «Немезиды». Классовая позиция Бартелеми. Как менялось отношение Бартелеми к пролетариату. Бонапартистская демагогия «Немезиды». Апелляция Бартелеми к мелкобуржуазной демократии. История с подкупом Бартелеми. Легитимисты о «Немезиде». Причины влияния «Немезиды» на социально-политическую лирику последующих лет. Замолчанность этой сатиры. — Массовая сатира начала 30-х гг. «Крик пролетария». «Пролетарий». Массовая сатира остается мелкобуржуазной, а ее установки — буржуазно-демократическими. Влияние республиканской массовой сатиры на последующую лирику 30-х гг. Сатира Июльской революции стожилась под влиянием «Немезиды» и массовой республиканской сатиры. Парижские и провинциальные подражания «Немезиде». Судебные преследования. Поэт-республиканец Бастид
Главы 3 и 4 - скачать
5. РЕСПУБЛИКАНСКАЯ ПЕСНЯ ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЫ 30-х гг.
Расслоение республиканской поэзии. Первый этап лево-республиканской лирики. Петрюс Борель, его сатиры и афоризмы. Песня умеренных республиканцев в начале 30-х гг. Беранже. Ожесточение классовой борьбы и буржуазная реакция. Июньское восстание 1832 г. и его отражение в литературе. Расслоение республиканской партии. Буржуазные и «левые» республиканцы. Значение июньского восстания для творческой перестройки Беранже Песни Беранже против июльской монархии. «Гуманитарные» песни. «Социалистические» песни. «Республиканские стихотворения» (1834) — массовая республиканская песня. Песня умеренных республиканцев и круг ее тем. Разочарование в июльской монархии. Насмешки над Луи-Филиппом. Осуждение правительственной политики. Привет зарубежным революциям. Мечты о золотом веке демократии. Массовая песня левых республиканцев. Тема социальных противоречий и тяжелого положения пролетариата. Песни Альтароша. Тема восстания. Песни к армии. Песни левых республиканцев, отражающие влияние пролетариата. Буржуазная реакция и революционная песня. Жанровое перестроение песни после Июльской революции. «Демократизация» жанра песни. Рост песенных обществ в 30-х гг.
Скачать главу 5-ю
Часть вторая
6. ЖАН ПЬЕР ВЕЙРА
Новый этап пути мелкобуржуазной демократии. Детство и юность Вейра. Влияния реакционно-аристократического романтизма. Мечты о свободе. Савойя начала 30-х гг. Вейра и Ламартин. «Отшельник Сен-Сатурнена». Влияния «Немезиды». Реакция в Савойе. Путешествие отца Гюйона. Инцидент в соборе. Эмиграция Вейра. Париж. Переписка с Бартелеми. Вейра и Шатобриан. Разочарование в Ламартине. «Итальянские стихотворения» и круг их тем. Подавленность Вейра. Переезд в Лион
7. ЛУИ АГАТ БЕРТО
Замолчанный поэт. Отзыв Ларданше. Рождение и детство Берто. Обстоятельства первого лионского восстания Письмо Марселины Деборд-Вальмор. Берто в Лионе. Сатира «Асмодеи». Суд над Берто. Литературные оды 30-х гг., суд над Ноэлем Парфэ. Знакомство с Вейра. «Собирательница колосьев» Берто и Вейра
8. «КРАСНЫЙ ЧЕЛОВЕК» (1833)
«Красный человек» как документ поэзии лионских восстаний. «Пролетарская песня» Корреара. Пролог «Красного человека». Миссия поэтов — социальная месть. Сент-Бёв и Бертье о «Красном человеке. Влияния «Немезиды». «Красный человек» — романтическая сатира. Тема итальянского освободительного движения. Нападение на правительство июльской монархии. Угрозы королю. Предстоящее гильотинирование Луи Филиппа. Прославление республики. Призывы к революции. Социальные мечтания. Нападение на Сардинскую монархию. Тайный приезд Вейра в Савойю. Смертные приговоры в Савойе за распространение революционной литературы. Плач по казненным савойским революционерам. Призыв к казни Шарля Альбера. Причины прекращения «Красного человека». Последние стихотворения. Доля авторства Берто и Вейра. Республиканско-демократическая идеология «Красного человека». Берто и Вейра — идеологи мелкобуржуазной интеллигенции ремесленно-крестьянского происхождения. Путь этой группы в классовой борьбе 30-х гг. «Красный человек» как документ разочарования масс в буржуазно-демократических иллюзиях. Причины слабости мелкобуржуазной демократии. Стилистические особенности «Красного человека»
Главы 6, 7, 8 - скачать
-
-
31.07.2010 в 13:00Отзыв Бодлэра. Детство Моро. Духовная семинария. Наборщик в типографии. Первые песни. Знакомство с Лебреном. Свободолюбивые мечты. Отъезд Моро в Париж. Типография Дидо. Участие Моро в Июльской революции. Отношение буржуазных биографов к этому эпизоду. Моро об Июльской революции. Безработица Моро. Письмо к «сестре». Безработица парижского пролетариата зимой 1830—31 гг. В «дурной компании». Анакреонтические песни Моро. Эротические мотивы. Любовь и революция. Попытка Моро стать учителем. Новая безработица. Разочарование в Париже. Страшный 1832 год. Жажда смерти. Участие Моро в июньском восстании. Песня «5 и 6 июня 1832». Больница. Мысли о Жильбере. Дни счастья: «Ферма и фермерша» Возвращение в Провен. Моро о Беранже и о Бартелеми
10. «ДИОГЕН» (1833)
«Диоген». Моро о своей литературной миссии. Сознание связи с массами. Моро о деятелях Конвента. Оправдание революционного террора. Борьба с феодализмом. Насмешка над легитимистами. Моро о Шатобриане. Отношение Моро к Наполеону. Моро против бонапартистов. Анализ социальной сатиры «Диогена». Противоречия нищеты и богатства. Призывы к богачам. Революционное кипение «Зимы». Смутные стремления к коммунизму. Вражда к духовенству. Реакция в Провене. «Поэт в провинции». Причины прекращения «Диогена». Дуэль. Моро, как представитель интеллигенции ремесленно-крестьянского происхождения. Промежуточная позиция Моро между романтизмом и классицизмом. Сент-Бёв о Моро — живом и мертвом
Главы 9 и 10 - скачать
Часть третья
11. БУРЖУАЗНАЯ РЕАКЦИЯ 30-х гг. И ЕЕ ВЛИЯНИЕ НА ЛИТЕРАТУРУ
Нарастание общественного недовольства к середине 30-х гг. Легитимистская литература. Романы Арленкура Позиция Виньи. Республиканские романы Сулье. Радикальная драматургия: Феликс Пиа. Легитимистские и республиканские памфлетисты. Попытки легитимистов объединиться с республиканцами. Борьба за образ «мальчика на баррикаде». Нарастание буржуазной реакции к середине 30-х гг. Ее поход против исторического романа и драматургии. Эстетические требования буржуазной реакции. Покушения на Луи-Филиппа. «Сентябрьские законы». Удушение оппозиционной печати. Расслоение лагеря оппозиции Примирение части дворянства с Луи-Филиппом. Мюссе. Соглашение либеральной мелкой буржуазии с июльской монархией; новая эволюция Гюго. Блок буржуазных республиканцев с буржуазной реакцией, «манифест» Д.Низара. Реакция в «низах» общества. Расслоение революционного лагеря. Легальная оппозиция. Новые песни Альтароша Борьба реакции с революционной лирикой Контрреспубликанская сатира Конфискации, суды, тюрьмы. Уход революционной поэзии в подполье. Буржуазная реакция и дело Ласенэра. Попытка дискредитировать революционную поэзию. Отношение Моро к Ласенэру
12. НИЩАЯ БОГЕМА 30-х гг. СМЕРТЬ МОРО
Вейра и Берто в Париже, «Жискетеида». Возобновление «Красного человека» и окончательная его смерть. Приезд Моро в Париж. «Визит» Моро к префекту полиции. Сближение авторов «Красного человека» с Моро. Богема 30-х гг. и ее группировки. Золотая богема. Нищая богема. Элиза Меркёр. Нищая богема — убежище политических поэтов. Алоизиус Бертран. Самоубийство Ле Бра и Эскусса. Самоубийство Жюля Мерсье. Самоубийство Буайе. Богема улицы Искусств. Зеленый сюртук. Премьера «Чаттертона». Безвременье. Попытки Моро к самоубийству. Колебания Моро и его покаяние. Моро в дворянских салонах. Рецидивы революционной лирики. Неустойчивость Моро и люмпен-пролетарские влияния. Издание «Незабудки». Смерть Моро. Отношение к Моро писателей-рабочих. Место Моро во французской литературе
Главы 11 и 12 - скачать
13. ПОСЛЕДНИЕ ГОДЫ ВЕЙРА
Вейра и его бедствия. Разочарованные настроения. «XIII ноября, или Невеста карбонария». Перелом Вейра. Колебания Прощание с землей Распад богемы улицы Искусств. Кающийся Вейра. Возвращение в Савойю. Ренегатская «Чаша изгнания». Последние годы и смерть Вейра
14. КОНЕЦ БЕРТО
«Молеида». Работа Берто в журналистике. Мысли о самоубийстве. «Поэма «Нищие». Пессимистические настроения. «Нищие» как новый этап в развитии сознания мелкобуржуазной демократии. Ликвидаторский смысл поэмы в отношении революционного движения. Последние годы Берто. Смерть поэта. Отзыв Сент-Бёва.
15. СЕН-СИМОНИСТСКАЯ ПОЭЗИЯ 30-х ГОДОВ
Сен-симонизм и его распространение среди ремесленников. Раскол сен-симонистской общины в 1831 г. Отношение промышленной буржуазии к сен-симонизму. Взгляды сен-симонистов на искусство. Сен-симонистская поэзия как отрицание поэзии Июльской революции. Два крыла сен-симонистской поэзии. Консервативное крыло и его оптимизм. Отрицание революционного пути. Тематика и формальные особенности консервативного крыла сен-симонистской поэзии. Замазывание социальных противоречий и лакировка буржуазной действительности. Пессимизм «радикального» крыла сен-симонистской поэзии Тема социальных противоречий. Разочарование в буржуазно-демократических иллюзиях. Поэтика радикального крыла сен-симонистской поэзии. Элиза Флери и крестьяне-эмигранты. Связь сен-симонистской лирики с поэзией Июльской революции. Значение темы будущего. Противоречивость сен-симонистской поэзии. Причины краха сен-симонистской поэзии. Ее вырождение в культ голого индустриализма. Социализм и коммунизм. Песни Лашамбоди
Главы 13, 14 и 15 - скачать
-
-
31.07.2010 в 13:04И клятвы пылкие у дорогих могил,
И упования! В сем пламенном горниле
Свое оружие, свой дух мы закалили!..
Светясь в божественной голубизне, три дня
Был нашим вожаком высокий столп огня.
Вот он пред нами, днем — в чудесный мрак одетый,
В ночи — сияющий багровою кометой!
О, братья! Поспешим! Уж близок Ханаан!
Обетованный рай мерцает сквозь туман!
Трубите, трубачи! Пусть зазвучат кимвалы,
Иерихонских стен приветствуя обвалы!
И солнце — если есть необходимость в том, —
Вновь на три дня замрет в зените золотом!
Вейра и Берто, "Бастилия"
-
-
31.07.2010 в 13:13-
-
31.07.2010 в 15:19- А вы не обнимались с ним в июле?
-
-
31.07.2010 в 17:39Возьмем на заметку статьи:
А.Молок. Как Июльская революция 1830 г. была встречена в провинции // Историк-марксист, 1936, № 6. C.139-163,
он же. Июльская революция во Франции 1830 г. и Швейцария // Новая и новейшая история. 1999. № 1. С.195-207 (именно так, 1999! с предисловием Аллы Сергеевны Намазовой. Из рукописного наследия, возможно?..)
Игнатченко Игорь Владиславович (аспирант исторического факультета МГУ). Адольф Тьер в годы Июльской монархии во Франции (1830-1848 гг.) // Вопросы истории, 2010, № 5.
Н.Таньшина. Орлеанистская Франция и "европейский концерт". 1830-1848 гг. // НиНИ. 2005, № 3 (правда, учитывая рецензию Мильчиной на книгу Таньшиной... Впрочем, всегда лучше из первых рук.)
Следующим номером нашей программы - книга Ольги Васильевны Орлик.
И вот это я как-то упустила из виду: Татьяна Викторовна Соколова. Июльская революция и французская литература (1830–1831). Л., 1973.
Если у кого-нибудь, товарищи, есть хорошенькая статья о польском восстании 1830 в контексте революции во Франции, это тоже было весьма кстати
А что происходит "в рамках" Июльской монархии, это мы разберем в следующий раз. И начнем, вероятно, с восстания 1832 года.
-
-
31.07.2010 в 17:40Nataly Red Rose картинка забавная
-
-
31.07.2010 в 18:50Capra Milana, я почему-то привыкла к мысли, что Т.В.Соколова - больше специалист по 18 веку... Но книга еще должна быть в фонде.
Картинушка - да уж. И что хотел сказать автор???
-
-
31.07.2010 в 18:52Очень бы хорошо! любопытно посмотреть на Тьера в начале карьеры. И о историографической тенденции современной получить понятие.